Наша газета продолжает цикл публикаций, посвященных подвигу медиков-героев курортов КМВ, которые в годы Великой Отечественной войны вылечили и вернули в строй сотни тысяч раненых бойцов и офицеров.

В Ставропольском крае, который в начале Великой Отечественной назывался Орджоникидзевским, к 40-м годам действовало более сотни санаториев и гостиниц.

«В Кисловодске, крупнейшем в те годы курорте Кавминвод, было 53 санатория на 9608 мест, в Ессентуках – 26 санаториев на 4991 место, в Железноводске – 16 санаториев на 2189 мест и в Пятигорске – 12 санаториев на 2090 мест. Ежегодно здравницы принимали 142,5 тыс. отдыхающих», – пишет в своей научной работе профессор Пятигорского государственного университета Сергей Линец. Базу эвакуационных госпиталей, куда везли раненых солдат и командиров прямо с фронта, на Ставрополье создали рекордно быстро. Решение приняли 15 июля 1941 года на заседании исполкома Орджоникидзевского краевого совета депутатов трудящихся. А первых раненых стали привозить уже в начале августа. К концу лета в Пятигорске, Кисловодске, Ессентуках и Железноводске открыли 47 эвакогоспиталей, общая вместимость которых превысила 38 тысяч человек.

Мы помним, как все начиналось

Когда началась Великая Отечественная, моей бабушке, Марии Тимофеевне Валуйской (урожденной Кукушевой), было всего 30. Яркая, статная, веселая. Из родного Кисловодска никогда не уезжала – зачем? Ведь дома все хорошо: детям здесь привольно на свежем воздухе, родня рядом, страна строит социализм, санаториев в городе все больше, профсоюзы направляют тружеников на лечение, работа есть всегда. Воспоминания об ужасах Гражданской, когда в боях в Предгорье погиб отец, а потом семья едва не умерла от голода, остались в прошлом.

Выжить в 20-е годы помогла щедрая южная природа: здесь почти каждая трава съедобна, тем более появлялась она из-под снега еще в марте. Из нее и лепешки делали, и суп, да и грибы прямо за городом, а то и в городе собирали до поздней осени. Фруктовые деревья – в каждом дворе. А когда братья – Иван и Василий – подросли, начали ходить на охоту: зайцы в здешних краях водились всегда. Огород с палисадником у каждого дома, а их большая семья известна была трудолюбием. Так что на судьбу не жаловались: целыми днями работали, по вечерам и в редкие выходные собирались с соседями в просторном дворе, выносили лавки и пели или выбирались в окрестные горы. В общем, как почти все в те годы, верили, что совсем скоро наш народ построит коммунизм. И казалось: да вот же оно, всеобщее счастье и благоденствие, до него рукой подать…

Но в июне 41-го пришла страшная весть о начале войны, а в августе город принял первые эшелоны с ранеными. Санатории спешно переоборудовали в госпитали. Обустраивать бойцов помогали жители, а оперировали и местные врачи, и столичные светила, которые перебрались сюда из Москвы и Ленинграда.

Не хватало всего – ведь раненых привозили все больше. Вместо перевязочного материала в ход шли любые подручные вещи, бинты и марлю перестирывали много раз, кипятили и использовали вновь, из дому несли небогатый скарб – белье, рубашки, продукты, лекарства из скромных домашних аптечек. И снова, как вспоминала бабушка и ее сестры, на помощь пришла природа Кавказа. В предгорьях, да и прямо на улицах росло множество лекарственных растений – от мяты и чабреца до подорожника и душицы. Из них делали успокаивающий чай, их в размельченном виде накладывали на раны.

Часто на поле боя успевали оказать только неотложную помощь, а пока эшелоны добирались до курортов, раны успевали загноиться, порой в них уже были черви. Но не зря гласит старинная пословица: глаза боятся, а руки делают. Со всеми бедами справлялись опытные врачи и их боевые помощницы. Медсестрами и санитарками в те годы стали многие жительницы Кавминвод. Учились на практике, наблюдали за маститыми лекарями, спрашивали совета друг у друга, делились рецептами снадобий.

Маруся, раз, два, три…

А по вечерам опять, как в мирное время, собирались в самой большой госпитальной палате и – пели. Народные – старинные да распевные, героические – времен Гражданской, шуточные частушки, лихие казачьи, и куплеты из любимых кинофильмов тоже. Особенно популярна была «Легко на сердце от песни веселой» из «Веселых ребят». Тем более что Леонида Утесова Маруся хорошо знала, он бывал в Кисловодске, приходил в гости к ее мужу, скульптору, автору первого бюста Лермонтова.

Раненые очень ждали этих вечеров, всегда просили: «Давай споем, сестричка». И тут начинался такой куртуазный ритуал, что и утонченному рыцарскому двору «короля-солнца» впору позавидовать. Для начала нужно было принять строгий вид и напомнить: дисциплина, мол, в госпитале лежите, какие вам тут песни. Но, когда дежурный врач будто бы отворачивался и для порядку говорил: «Вы там потише», начинались распевки – сначала вполголоса, а потом, не сдерживаясь, все звончей. Кто из бойцов был пободрее и шел на поправку, присоединялись, другие лежали тихо, прислушивались, шевелили губами в такт знакомым словам.

Приводили с собой женщины детей: в госпитале дневали и ночевали, а малышей дома не с кем было оставить. Бойцы, глядя на них, свои семьи вспоминали, украдкой смахивали слезы, угощали кто чем мог повкуснее из своих пайков. Каждый про себя думал: вот, может, и моих сейчас кто-то так же угощает…

В концерте малыши и школьники участвовали непременно: в центре воздвигался самодельный табурет, и с него малолетки с выражением, порой путаясь в словах, но тонко чувствуя детской душой значимость момента, пели или читали стихи – Пушкина, Лермонтова и, конечно, об отце народов, о любви к родине.

Спасти Иосифа Виссарионовича

Два брата Маруси прошли всю войну. Старший, Иван, один из первых комсомольцев города, вернулся в родной Кисловодск, а младший, Василий, пал смертью храбрых в 1944-м, освобождая Венгрию. Старшая племянница Лида Калинченко, дочь любимой сестры Натальи, во время оккупации чудом избежала смерти.

Четырнадцатилетняя девочка, взрослая и умная не по годам, воспитана была на примерах героев Гражданской. Когда в августе 42-го немцы входили в Кисловодск, тяжелораненых почти всех вывезли либо развезли по домам, выдавая за своих родных; те, кто уже вылечился, сами ушли через горы в Нальчик. В городе на несколько дней воцарилось безвластие: администрация эвакуировалась, а оккупанты были на подходе.

Кое-кто воспользовался этим, чтобы разбогатеть: выносили из бесхозных на тот момент санаториев посуду, занавеси, мебель. Семья Лиды Калинченко жила тогда неподалеку от санатория имени Орджоникидзе – их потомки и сегодня здесь живут, новый дом отстроили, но часть старых стен специально сохранили.

Лида вспомнила, что в вестибюле здравницы висел портрет Сталина. «Что же сделают с ним немцы? Ведь уничтожат или надругаются», – подумала она. Бросилась в санаторий, сняла портрет со стены и побежала домой, чтобы спрятать в сарае. Только не успела она – в городе уже фашисты хозяйничали. Один из них обратил внимание на девочку-подростка, которая бежала и что-то несла в платке. От грозного окрика Лида замерла и растерялась. Спасло чудо: соседка вовремя сообразила, как выручить девочку. Подскочила, выхватила портрет, бросила в кусты, тихо скомандовала ей: «Молчи!» – и, показывая на Лиду, стала крутить пальцем у виска: она, мол, дурочка…

Поверил ли ей оккупант или просто решил не обращать внимания и скорее праздновать победу, опьяненный успехом (ведь город взяли, а вскоре планировали выйти и к бакинской нефти), кто знает. Но Лиде суждено было прожить долго, 93 года, а работала она тоже в курортной сфере. И сегодня санаторная отрасль Кавминвод сохранила социальную и гражданскую направленность: здесь по-прежнему оказывают помощь в лечении ветеранов войны, труда и правоохранительных органов, создают выставки и фотозоны, посвященные героизму наших земляков, бережно собирают воспоминания представителей старшего поколения, живых свидетелей событий огненных лет. И конечно, поддерживают военнослужащих и семьи мобилизованных. А на днях профсоюзные санатории КМВ отправили несколько машин с одеялами, пледами, подушками, постельным бельем в помощь госпиталям, где лечатся бойцы.